1. Новаторство Чехова в литературе и задачи его творчества.
Творчество А.П. Чехова и по сей день остается актуальным и современным. И это несмотря на то, что прошло достаточно много времени со дня его смерти – сто лет. Чехов- драматург, Чехов-рассказчик не уходит из нашей жизни, остается верным, добрым и мудрым помощником в нашей непростой жизни. Оставаясь, по преимуществу, писателем 19 века, завершителем «золотого века» русской литературы, он во многом определил пути развития искусства слова века двадцатого, и кто знает, может оказать влияние и на век двадцать первый.
Когда говорят о рассказах Чехова, невольно возникает некий стереотип – веселого и одновременно мудрого человека, высмеивающего достаточно зло и нелицеприятно очень страшные пороки: чинопочитание, слабоволие, неумение распорядиться своей судьбой . Эти пороки страшны потому, что обычны и не вызывают удивления, настороженности. Они легко прощаются, с удовольствием объясняются и воспринимаются как нечто данное нашему обществу, повседневное и обыденное, без чего нельзя прожить. Даже удивительно, почему великий художник обратил на них внимание?
Чехов – удивительный мастер слова. Его произведения, столь простые по форме, очень сложны по содержанию. «Словам должно быть тесно , а мыслям просторно»,- это замечание писателя, ставшее хрестоматийным, как нельзя лучше отражают своеобразие поэтики произведений писателя. Однако не все вмещается в эту изящную фразу. Чехов прекрасно владел формой слова, без вычурных излишеств и ненужных «красивостей» умел сказать о самом главном так, как никто до него. Удивительно точно выстраивал сюжет. Это чувство соразмерности присуще даже самым ранним его произведениям, написанным, по словам критиков, и казалось бы, на потребу публике, ради заработка. « Чехов – это Пушкин в прозе… Он , как и Пушкин, двинул вперед форму», - писал Л.Н. Толстой. Это касалось и жанра: повести, рассказа, позднее драмы По сути дела, Чехов произвел революцию в истории литературы. Емкость его малых форм такова, что позволяла в рамках малого повествовательного жанра воссоздать целую человеческую жизнь, дать огромное символическое обобщение, затронуть вечные, философские вопросы. Тот переворот , который Чехов совершил в литературе, не сразу был осознан современной ему критикой и читателями. Чехова нередко упрекали в безыдейности, бесстрастии, безразличии, не замечая стремления художника к предельной объективности, дотошной достоверности его художественного мира. По их мнению, Чехов брел «… незнамо за чем, незнамо куда, - так писал Н.П. Михайловский по поводу «Степи», так и не рассмотрев там никакого идейного содержания. Впрочем он успокаивал неопытного писателя, - Это пройдет. Вы будете не только не служить злу, а прямо служить добру…» « Содержания, же, как у Пушкина, нет», - эти обидные слова уже принадлежат Толстому, являясь продолжением вышеуказанной фразы. Толстой не мог увидеть за внешней простотой, глубокий смысл чеховских произведений? Скорее, он указал на отсутствие дидактизма, прямого голоса автора, «указующего перста». Ибо по убеждению Л.Н. Толстого, «художник не может не учить». « Шекспир все-таки хватает читателя за шиворот и ведет его к известной цели, не позволяя свернуть в сторону. А куда с Вашими героями дойдешь?…»
Свобода художественного творчества, независимость от какой-то ни было идеологии, навязчивого догматизма равно характеризует и Пушкина, и Чехова. Чехов считает, что главное в искусстве – постановка вопроса, но не его решение. Главное в искусстве – поиск истины, а не провозглашение таковой, какой бы высокой она не казалась. Христианская религия в его глазах тоже не обладает высоким авторитетом. « Писать, писать – и потом все свалить на Евангелие – это уж слишком по - богословски», - критикует уже сам Чехов Толстого. И дилеммы Достоевского «нет Бога – все позволено» для Чехова не существует. Его «Рассказ старшего садовника» открывался следующими словами : «Веровать в бога нетрудно. В него верили и инквизиторы, и Бирон, и Аракчеев. Нет, вы в человека поверьте!» Позднее эту фразу сняла цензура. Но, возможно, ее снял бы и сам писатель. Он не любил обнажать основную идею произведения. Мы не найдем ее ни в словах героев, ни в выборе факта, послужившего основой сюжета. ( как правило это самый что ни на есть банальный, пошлейший факт обыденной жизни, и слова героев, как правило, незначительны и не имеют никакого отношения к так называемой идее). Как и Пушкин, Чехов был сложен в своей простоте. Его произведения предельно адогматичны. Но авторская оценка существует, вот только запрятана она глубоко – в самой художественной структуре его рассказов, повестей, драм, в интонации повествования, в сцеплении деталей и мотивов, в самой композиции – чем-то таком неуловимом, что исследователи обычно называют «подтекстом», «подводным течением».
Тончайшая ткань чеховской прозы нередко обманчиво доступна, но притом неподвластна обычным приемам литературоведческого анализа. Истинный авторский смысл раскрывается Чеховым неявно, опосредованно. Бытовая ( пошлейшая) событийность прикрывает подлинное содержание. «Чехову близка была краеугольная идея христианской морали, являющаяся истинным этическим фундаментом настоящего демократизма, что всякая живая душа, всякое человеческое существование представляют собой несомненную, самостоятельную, ничем не заменимую, абсолютную ценность, которая не может и не должна быть рассматриваема как средство, но которое имеет право на милостыню человеческого внимания», - писал известный теолог С.Н. Булгаков, утверждавший глубочайший философский смысл произведений писателя.
Не может быть, по Чехову, обычного и потому незначительного факта, не достойного внимания, ибо в повседневности, в обыденности и живет обычный человек, да и необычный тоже. Жизнь есть цепь мельчайший мгновений, каждое из которых даровано человеку единожды, каждое из которых надо ценить и использовать с пользой, ибо каждое из них ценно и неповторимо. Именно в банальнейших, не на показ ситуациях и проявляет человек свою сущность, свое «божественное» предначертание. Однако как бездарно в большинстве своем используется этот драгоценный дар! Как жалко выглядит человек в иной повседневности. « Сердце тоскливо и болезненно сжимается и ноет, на глаза навертываются ненужные, бессильные слезы, слабые руки беспомощно опускаются, печальные задумчивые взоры мечтательно смотрят в неясную даль, слышаться безмолвные вздохи, тихий стон и тоска, тоска огромная , русск5ая, больно сосущая сердце…», - так писал в свое время критик Волжский о пьесе «Вишневый сад», те же слова можно сказать и многих повестях и рассказах писателя. Такое впечатление производят его произведения. Но не сочувствие и не сожаление главное содержание чеховских произведений, то в чем отказывал ему Толстой ( дидактизм), у Чехова присутствует в полной мере – строгий объективный анализ реальности, которая прекрасна и значительна уже потому, что она есть. Он, действительно открыл реальность по-новому, так , что многие и не смогли сразу отказаться от привычных штампов. Старейший английский писатель Дж. Б. Пристли заметил : « Возможно, и другие были не менее наблюдательными, чем он; возможно, у них был не менее широкий круг социальных связей; возможно, и другие разделяли его безграничное сострадание, горячее сочувствие всякому подлинному горю. Но у кого еще все это сочетается с таким необычайным тактом, возвышающимся до гениальности; с пониманием, что нужно сказать и о чем можно умолчать; со способностью обрисовать несколькими минимальными штрихами обстановку, атмосферу, характер? С одной стороны, перед нами личность, отличающаяся научным подходом и методологией; с другой – обладающая самой обостренной чувствительностью среди всех русских литераторов». По мнению Дж. Б. Пристли, задача Чехова была огромнейшей – создать модель нового человека, но не того, о котором мечтал Чернышевский, нет, модель нового, совершенного, обычного человека. Он впервые после Пушкина на массовом общенародном уровне невидимо соединил высокий идеал с пониманием, потребностями, вкусами и всеми слабостями рядового человека. Без метаний Толстого, идеологизирований Достоевского, исступленных молитв Гоголя и т. д. – правда, на основе их исканий, учитывая в полной мере опыт их борьбы.
П.В. Палиевский называет его «рядовым титаном, непонятным окончательно никому, кроме рядового массового читателя». 2.1. Художественное своеобразие поэтики в рассказе А. П. Чехова «Любовь». Чехов так и не написал романа. По определению А.С. Пушкина: «Роман требует много болтовни». Но именно болтовни Чехов и не любил. Он сумел воплотить свою художественную программу в произведениях малой формы, при помощи «сгушения», максимальной концентрации в границах двух-трех листков машинописной печати глубочайших идей, прикрывая все это самым обычным незаметным сюжетом.
Рассказ «Любовь» не избалован критикой. Впервые он напечатан в «Петербургской газете» за 1886 год, № 95, 7 апреля, в отделе «Летучие заметки» , за подписью А. Чехонте. Затем в журнале «Новое время». То есть мы можем отнести его к ранним рассказам, печатавшимся в основном ради пропитания семьи, да и псевдоним говорит о том, что Чехов еще не достаточно «осознал свою значительность, если до сих пор печатается под чужим именем». Всего лишь через месяц « Пестрые рассказы», известно , что Чехов не хотел включать данное произведение в состав сборника. Рассказ, как водится у Чехова, небольшой – шесть неполных страниц. Обыден и даже пошл сюжет: история «жениховства» и последствия этого состояния. Что может быть глупее состояния жениха и невесты? Это и обидные присказки, типа « Жених и невеста тили-тили тесто!» И глупые усмешки вслед, и праздное любопытство малознакомых людей, до которых нет никакого дела в обычном «нормальном» состоянии. Однако не это ли состояние воспето во всей мировой литературе как наилучшая пора человеческой жизни, не этому ли состоянию во все времена посвящались самые проникновенные строки поэтических произведений? Чехов далеко не романтик, но и не циник. Мудрый, сочувственный и строгий взгляд, не без усмешки, конечно, мы ощущаем в течение всего произведения. Здесь мало смешного, но вроде бы нет и трагедии.
Рассказ начинается с письма. Письма любящего человека. Оно настраивает читателя на определенный, романтический лад. Время действия - « Три часа ночи» - самое таинственное время суток, в народной мифологии именно в это время с полуночи до трех, то есть до первых петухов хозяйничает на Земле нечистая сила. Именно в это время не спит главный герой. Но это не пугает его, тем более, что ночь-то весенняя, апрельская. О весне говорить не будем. Весна – самое лучшее время для влюбленных, она сама по себе предполагает необыкновенное, радостное состояние, но ночь еще и апрельская. Апрель – непостоянный месяц, предполагающий неустойчивое переходное состояние между теплом и холодом, дождем и ясной погодой. Апрель – обманщик. Это состояние перехода из весны в лето. Ночь в рассказе не зловеща, несмотря на три часа ночи, она «тихая», «ласково мигает … своими звездами». Эти эпитет и олицетворение дает достаточную картину душевного состояния рассказчика. Но герой как бы предупреждает все наши возможные вопросы риторическим восклицанием: «Мне хорошо!» Звездная ночь переносит действие в масштаб Вселенной. По иному и не может быть у влюбленного. Это восклицание обращено не столько к возлюбленной, сколько ко всему миру. Мир, который окружает его, бесконечен, и бесконечно ласков к нему. Но не менее удивителен внутренний мир героя . Он настолько непознаваем, таинствен, что герой даже не пытается разобраться в чувстве , которые его охватило. Правда несколько настораживают сравнений, которые он подбирает для того , чтобы все-таки дать представление о нем нам ли, себе ли. Он говорит, что не может отыскать смысл в своих ощущениях точно так же, как «человек, когда летит вниз головой с колокольни или узнает , что выиграл двести тысяч». Странное сопоставление, однако ничего странного , если вспомним, заданное еще апрельской ночью состояние неустойчивости, резкого перехода от положительного к отрицательному. И то и другое состояние ненормальное, экстремальное. И любовь как раз соответствует этому. Она может принести как безысходное горе, так и неизъяснимое счастье. Состояние неустойчивости постоянно будет сопровождать героя. Вот только сравнения у него несколько обыденные, прыжок с колокольни, лоторейный выигрыш… Тривиальные сравнения, но понятные… Дальнейшее повествование идет тоже от первого лица и является как продолжением письма. Высокое чувство , которое предполагается содержанием первых строк оказывается в окружении реальности. Той самой, прекраснее которой по Чехову быть не может.
Первое представление о герое складывается по определенному штампу – это добрый, образованный человек, несколько обыденный, которых много, тысячи.
Далее автор представляет нам ту, которой предназначалось данное письмо. Мы узнаем, что ее зовут Саша, ей 19 лет, и герой в неё влюбился. Именно она вызывает тот прилив наивного счастья, которое заставляет героя вновь и вновь переписывать письмо, видеть « между строк дорогой образ» беседуя с «собственными грезами». И уж совсем фантастические образы неких духов, которые сидят с героем за одним столом « наивно – счастливые, глупые и блаженно улыбающиеся» и помогают ему писать письмо. Эти духи являются еще одним отражением внутреннего состояния рассказчика. Дополняют уже сложившуюся картину мира героя, который по существу принадлежит ему одному, в котором он, по праву романтика, один хозяин и сам может его моделировать по своему усмотрению. Он в центре этого мира и того же требует от мира внешнего. Он анализирует свои ощущения : томление руки « от недавнего рукопожатия», зрительные впечатления « решетка зеленой калитки». Слово решетка не воспринимается как нечто негативное. Но Саша смотрит в его воспоминаниях именно сквозь эту решетку. И здесь можно задуматься, почему автор дважды, трижды повторяет это слово в рамках одного абзаца. Решетка – это грань между двумя мирами: героя и Саши, или же это образ некоего ограничения, замкнутости мира Саши, ведь внутри-то именно она ( герой, если помним, под звездным небом). Образ Саши накрепко связывается с образом решетки, через нее герой любуется Сашиной фигурой, странное добавление, снижающее своей пошлостью возвышенно-умилительный тон: « как всякий порядочный человек любуется хорошенькой женщиной». Таким образом, рассказчик относит себя к безликому «порядочному» большинству, что несколько коробит читателя, но абсолютно не заметно, вероятно, для самого героя. Через решетку он видит «два больших глаза» - несколько неправильное построение фразы, почему не «её глаза», «большие глаза», почему «два», как будто их могло быть больше или меньше? Однако автор, таким образом, добивается замедления внимания читателя, заставляет остановиться, подумать. Картина , действительно возникает зловещая. Тем более разителен для читателя контраст – именно в этот момент герой понимает, что он влюблен, и принимает окончательное решение. На основании чего, почему? «Осталось соблюсти только некоторые формальности»,- этот канцеляризм звучит как приговор и вновь входит в противоречие с общим настроением начала рассказа. Но иллюзия начинает уже разрушаться. Мы уже ждем некоторого изменения в волшебном мире героя. Действительность все более настойчиво вторгается в него. Еще дописывается письмо, еще рассказчик нам подробно описывает, как он его отправляет. Обращает на себя фраза « на небе уже нет звезд», ряд обыденных реалистических картинок подтверждают все нарастающий диссонанс : « пасмурные дома, водовозы ( что может быть прозаичнее) уже выехали, на далекой фабрике свисток будит рабочих ( чуть скрытый упрек герою – он-то чем занимался, в то время как люди отдыхали от работы и для работы). И уж совсем перерастает в символ «фигура неуклюжего дворника в колоколообразном тулупе и с палкой». Перед нами еще одно обобщение переходного состояния героя, только теперь это уже не «три часа ночи», не апрель, а «состояние каталепсии» , в которой по мнению героя находится дворник, « не спит и не бодрствует, а что-то среднее». Все это все более и более снижает образ влюбленного, заставляет нас уже не сомневаться в его исключительности, но увериться в его посредственности. Уже не спасает целых два абзаца, посвященных почтовому ящику. Вид «смиренного» ящика, который герой едва « не облобызал» вызывает у читателя если не недоумение, то воспринимается с известной долей здорового юмора. «Смиренный вид» - по отношению к почтовому ящику звучит нелепо ( достаточно вспомнить его весьма далекие от поэзии четкие, не предполагающие многозначности линии). Чехов сознательно выбирает слово «облобызал», которое довольно неуклюже фонетически, неприятно режет слух, вызывает усмешку; согласитесь сочетание «нежно поцеловал» вызвало бы иные ассоциации.
Описание ящика и состояния радостного предполагаемого ожидания как бы заканчивают первую часть рассказа, в котором мы были знакомы только с одним героем. Наступает новый день . Наступает ответная реакция на действия героя. Приходит письмо Саши. Оно состоит из одной фразы без запятых, но с орфографическими ошибками, без сантиментов, но строго по делу. Перед нами образ обыкновенной барышни не выданье. Однако герой это если и замечает, то пытается все-таки воздействовать на эту ситуацию. По своему он умиляется этому бездарному со всех сторон произведению эпистолярного жанра. Он узнает в скупых косноязычных строчках, « размашистом, но несмелом почерке» « походку Саши, ее манеру высоко поднимать брови, движения ее губ». Но все-таки его это письмо задевает. Его чувств не заметили! Первый упрек, скрытый, но явственный уже звучит: « На поэтические письма так не отвечают…» А во-вторых, перед нами вместе с этим клочком бумаги возникает реальный мир семьи Саши. Этот образ абсолютно лишен романтического ореола. Рассказчик едва скрывает пренебрежение и раздражение: « толстая мамаша, братцы и приживалки… нет ничего противнее, как сдерживать свои восторги ради того. Что около вас торчит какой-нибудь одушевленный пустяк вроде полуглухой старушки или девочки, пристающей с вопросами». Однако через этот небольшой эпизод он дает характеристику не столько семье Саши, сколько самому себе. Он еще пытается спасти свой мир, предлагая rendezvous в каком-нибудь саду или на бульваре. Что может быть романтичнее свидания на лоне природы, в таинственной чаще, « женщины не любят романов наполовину». Однако он опять следует стереотипу, он вновь не самостоятелен. И более его волнует возможность встретить в «глухой , непроходимой чаще… жулика или подкутившего мещанина».
На самом свидании герой вновь пытается выстроить волшебный мир мечтаний. Таинственной ему представляется спина Саши, образ дополняет простенькое ситцевое платье в крапинку, легкая тальмочка, белая вуаль – сам образ девушки задает теперь поведение героя: « Я, чтобы не портить гармонии, должен был подойти на цыпочках и начать говорить полушепотом». Он удивленно замечает, даже с некоторой обидой, что уже он только некий элемент Сашиного мира. « Я был не сутью, а только деталью». Сашу занимает не личность жениха, а романический антураж « таинственность, поцелуи, молчание угрюмых деревьев, мои клятвы…» Саша играет в свидание, в такое , каким, по её представлению, оно должно быть. И только соблюдение этих условий ей и нужно. Герой обижен, в недоумении, но пассивен.
Далее герой ведет Сашу к себе. Мы оказываемся в том самом месте , где герой выстраивал свой мир ночью. Но дневной свет беспощаден, да и герой из центра вселенной превратился лишь в деталь. Квартира превращается в «холостую» - то есть пустую, в чем-то ущербную. Присутствие Саши он сравнивает с действием музыки и вина, и того и другого. Музыка – нечто, что зовет нас к высотам духа, вино же – все-таки достаточно многозначное сравнение, это скорее погружение в иллюзию, не всегда без последствий. И он действительно ведет себя странно, можно сказать некрасиво, начинает « говорить о будущем, причем самоуверенность и самонадеянность не знает границ». Герой говорит о своих действиях во втором, обобщенном лице, как о повторяющихся, известных, как бы подчеркивая свою дюжинность, неоригинальность. Он анализирует свои поступки, но возникает ощущение , что он их не контролирует. Однако Саша уже заявляет свои права на мечтания героя и переводит их в привычное для нее практичное русло: « где будет ее комната, какие будут обои,… зачем у меня пианино , а не рояль» и т.д. Е вопросы, неоригинальные обычные опускают рассказчика на землю, действуют как ушат холодной воды. Сашу не занимает его будущее, её занимает свое. Некоторые фразы и действия коробят нас. Ничего не остается от романтического образа после эпизода с орехом: «Она нашла где-то на окне орех, громко раскусила его и съела». Романтическая героиня может, конечно, есть, вкушать, наслаждаться едой, но не громко раскусывать. В раскусывать – есть и смысл, что Сашу не удалось обмануть прожектерскими мечтами героя, его бахвальством. Есть здесь и практический смысл поведения Саши - она просто устраивается на новом месте, где именно она будет жить. Символичен вопрос о книгах, которые Саша собирается внести в этот дом. Для нее глуп вопрос – какие у неё книги, абсолютно для неё ясен ответ – разные. Чехов сумел в одном слове обозначить весь духовный мир героини. Разные – значит для нее все одинаковые, более с нее требовать нечего. Но героя все устраивает и орех, и разные книги, и глупое требование собирать для нее марки, « которые ей для чего-то нужны».
После этого посещения рассказчик осознает себя « настоящим патентованным женихом», опять некий канцеляризм, переводящий живое существо в нечто овеществленное. Так автор подчеркивает , что теперь судьба героя предопределена, как предопределена судьба патентованного товара. И действительно в поведении жениха появляется много бессознательного, механического. Он все еще надеется на « прохладительное счастье», но вместо этого его все крепче и крепче ввергают в бесконечную, пустую суету обыденности. Он раздражен, он злится, он одинок, бесполезен. На него смотрят как на пустое место. Он жених. С этим он связывает свое состояние. Недаром ему вспоминается образ каталептического дворника. Он ни то , ни сё. Пошлейшим эпизодом посещения пассажа и покупки ткани заканчивается вторая часть рассказа. « Возмутительно, скучно, … стыдно делалось». Он начинает стыдиться своей невесты, открывает в ней не только неприятные черты, но и порок жадности, скупердяйства, глупости. Но он только восклицает, вновь риторически : « Нет, скучно быть женихом! Бог с ним!».
Третья часть представляет вновь кабинет главного героя. Он не пишет – читает. Он не один, позади сидит Саша. Идиллию нарушает замечание_ «громко жует». Её недостатки представлены уже не единичными, досадными оплошностями, мы понимаем, что это её характерные черты, которую ничем не исправить. Именно с такой, громко жующей, неуклюжей, недогадливой и придется существовать всю жизнь. Герой уже не хочет ни вина. ни музыки, он хочет пива. Однако и это удается не сразу. Ему приходиться самому вставать, искать штопор. Ему все так же неинтересно с Сашей, когда она «начинает длинно рассказывать о чем-то». Он задумывается о ней, такой, какой она есть на самом деле. Ей все так же 19 лет «двадцатый год», герой все так же по его словам любит её. Только в этой любви не осталось места ни духам, ни мечтам, ни звездному небу, только безмерному всепрощению. Брак предстает как тяжкое, хоть и добровольное бремя, от которого невозможно отказаться и невозможно избежать. По сути дела Чехов в малой форме небольшого рассказа исследует институт семьи его времени, через обыденное , типичное показывает сложнейший процесс узнавания человека человеком. Он не дает путей самосовершенствования, он только показывает, как это есть на самом деле. Его герои типичны, обыденны, таковы же и их поступки. Даже умея оценивать, анализировать, герой не предпринимает никаких попыток что-либо изменить. Он уверяет читателя в своей любви, но читатель проникается грустью и сочувствием к нему, неужели все, и дальше ничего нового не будет. Неужели так бездарны люди, что даже любовь ничего не может изменить в этом мире. 5. Тема семьи в дальнейшем творчестве Чехова.
Тема семьи не уйдет из творчества Чехова. Он всегда будет обращать внимание на этот институт общества, посвящать самые разнообразные произведения. Тнему семьи мы увидим и в его знаменитом «Ионыче» где пошлость и обыденность обстановки загубила неплохого молодого человека, который оказался не способен противостоять повседневности и измениться до неузнаваемости. Она будет звучать и «Человеке в футляре», В Рассказе «О любви». Семейной Драмой можно назвать и пьесу «Вишневый сад». И многое другое . И везде Чехов будет верен себе. Нигде он не позволит себе прямого дидактизма, и каждый раз нам придется осваивать содержание через прозрачную чеховскую форму.
Нельзя не вспомнить более поздний рассказ Чехова – « Невеста» ( 1903 год, « журнал для всех № 12 за декабрь). Где он вновь рассмотрит проблему ужаса обычной мещанской семьи, но все-таки изменит течение заведенного порядка её создания. Здесь он откажется от первого лица. И если герой предыдущего рассказа будет сожалеть о неразвитости Саши, советовать ей «что-нибудь» почитать. То Надя, героиня рассказа «Невеста», сформированная в тех же пошлейших, зависимых рабских условиях все же в какой –то момент осознает весь кошмар с ней происходящего и взбунтуется. Но не сама. Огромное значение в ее судьбе сыграет Саша, неталантливый художник, неудачник, приживал. Но он умел говорить из года в год одни и те же слова, правильные, хорошие, едкие, которые, в конце концов, достигли своей цели, при всей их обыденности, и кажущейся беспомощности. Надежда изменить свою судьбу: сбежит накануне ненавистной ей свадьбы, поедет в Петербург, будет учится, но к судьбе Саши она отнесется так же , как Саша из «Любви» отнеслась к судьбе героя – использует его, а затем едва найдет место для сожаления о его преждевременной смерти от болезни. Можно , конечно , говорить что Саша изначально был мертв, автор не раз будет сравнивать его с мертвецом, подчеркивая неизлечимый характер его болезни. Можно считать что он сыграл роль лишь толчка, не сильного но необходимого в судьбе девушки.
Надя будет считать , что порвала с пошлым существованием навсегда, но она не избавится от одиночества мещанского быта, от его законов. Её семья окажется в весьма двусмысленном положении, которое уже ничем не исправить. Приехав повидать бабушку и мать, она будет бояться выйти на улицу, чтобы не быть оскорбленной. А соседские мальчишки будут дразнить ее через забор «невестой». Она сознает свою самоценность, сознает свои новые потребности и возможности, но готовы ли к этому окружающие. И хотят ли они новой судьбы для нее. Хватит ли ей сил продолжать бороться за свою судьбу, построить новую иную жизнь, в которой все будет прекрасно. Чехов не давал таких ответов в своих произведениях прямо. Многозначительно его замечание по поводу отъезда Надежды из глухого неприветливого провинциального городка , « как она думала» навсегда. Это «как она думала» порождает все то же чувство безысходности, неужели вновь мещанское и пошлое погубит и эту отчаянную попытку вырваться из трясины быта. А быть может, она вернется туда вовсе не побежденной , но как раз именно для того чтобы изменить этот пошлый мир и сделать его более радостным и светлым? « оставить прошлую жизнь , провинциальный город в котором она жила – значит оставить мысль о себялюбивом существовании, о тунеядстве с жирным чревоугодием, о мелочах жизни и жизни мелочей и пойти на широкую светлую дорогу избранного и любимого труда», - писал М. Волошин в «Киевских откликах» ( 1904, № 47, 8 января) по поводу «Невесты» Чехова.
Чехов , как и многие другие писатели, мечтал о новом времени, и подобно своему герою из «Невесты», сам на грани смерти, пытался хоть что-то сделать для изменения предначертанного веками пути униженного рабства. Он верил , что его слова обязательно, когда-нибудь подействуют. Литература.
1.Чехов А. П. Любовь. – М. 1963. – Т. 4// Полное собрание сочинений в 10 т.
2. Чехов А.П. Невеста. – М. 1964. – Т. 5// Полное собрание сочинений в 10 т.
3. Громов М. Книга о Чехове. – М., 1989.
4.Турков А.М. Чехов и его время. – М., 2003.
6. Ермакова М.Я. Традиции Достоевского в русской прозе. – М. 1990.// гл. 3 Развитие традиций романов Достоевского в прозе Чехова. С.64 – 84.
7. Палиевский П.В. Русские классики. – М., 1987// гл. Чехов. С.185-214.
8. Афанасьев Э.С. Герои и действительность. (Проза Чехова). – М., 1995.
9. Косулина Л.Г. Подвиг честного человека. – М., 1993.
|